Щенок

Иллюстрация: Виталий Ковалёв

Уже дважды Мари привлекала их внимание к отблескам осеннего солнца на идеальном кукурузном поле, потому что отблески осеннего солнца на идеальном кукурузном поле напоминали ей о доме с привидениями – не о том, который она видела вживую, а о том, мифическом, образ которого иногда приходил ей на ум (с кладбищем по соседству и кошкой, сидящей на изгороди) каждый раз, когда на видела отблески осеннего солнца на идеальном и т.д. и т.п… и она хотела убедиться, что если дети представляли похожий мифический дом с привидениями при виде отблесков… то это проявится сейчас, чтобы они смогли вместе прочувствовать это как друзья, как однокурсники, как попутчики… только, конечно, без травки, ха-ха!

Но нет. Когда она в третий раз сказала «Ух ты, ребята, зацените», Эбби ответила «Окей, ма, мы поняли, это кукуруза», а Джош добавил «Не сейчас, ма, я Хлеба заквашиваю». Мари не обиделась, её это не расстроило, лучше уж Знатный Пекарь чем Запихай-Салфетки-в-Лифчик – игра, о которой просил он до этого. 

Что ж, кто знает? Возможно, в их головах и вовсе не было никаких мифических образов. Или, возможно, мифические образы, которые были в их головах, полностью отличались от тех, что были у неё. В этом и заключалась красота, потому что, в конце концов, они были отдельными, самостоятельными маленькими людьми! Ты просто их опекаешь. Они не обязаны чувствовать то, что чувствуешь ты, их просто нужно поддержать в том, что чувствуют они. 

И всё же просто класс –  это кукурузное поле было образцовым. 

–  Знаете, ребят, каждый раз, когда я вижу такое поле, –  сказала она, –  я отчего-то думаю о доме с привидениями!

–  Острый нож! Острый нож! – кричал Джош. – Ты тупая железка! Я ЭТО выбрал!

Кстати о Хэллоуине, ей вспомнился прошлый год, когда башня из початков кукурузы опрокинула их тележку для покупок. Ох и смеялись же они! Смех их семьи был таким золотистым, в её детстве никогда такого не было. Папа был таким строгим, а маме было так неловко. Если бы мамина с папой тележка перевернулась, папа пнул бы её с отчаянием, а мама бы намеренно широким шагом пошла в сторону, поправить макияж, притворяясь, что она не с папой, пока она, Мари, нервно грызла противного пластмассового солдатика, которого она назвала Брэди. 

В этой же семье смех поощрялся! Прошлым вечером когда Джош шлёпнул её своим ГеймБоем*, она прыснула зубной пастой в зеркало и они смеялись до упаду, катаясь по полу вместе с Гучи, и Джощ сказал с ностальгией в голосе: «Мам, а помнишь, как Гуччи был щенком?» Эбби тогда расплакалась, потому что ей было всего пять, и она совсем не помнила Гуччи щенком.

Плевать на эту Семейную Миссию. А что Роберт? О, храни господь Роберта. Вот это был человек. У него бы не было проблем с этой Миссией. Она обожала, как он говорил, «Хо-ХО!» каждый раз, когда она приносила домой что-то новое и неожиданное. 

 «Хо-ХО!» –  сказал Роберт, придя домой и обнаружив игуану. 

«Хо-ХО! – сказал он, найдя хорька, пытающегося забраться в игуанину клетку. –  Да мы, оказывается, счастливые работники зверинца!

Она любила его за весёлый нрав – ты мог притащить домой гиппопотама, оплаченного кредиткой (как это было с хорьком и игуаной), а он бы просто сказал «Хо-ХО!» и поинтересовался, что существо ест, когда спит и как, чёрт возьми, назвать этого маленького негодника. 

На заднем сидении Джош издавал звуки «гит-гит-гит» –  он их всегда издавал, когда Пекарь находился в Режиме Выпечки, пытаясь поставить Хлеба в печь и одновременно отбиться от нападения разнообразных Голодных Жителей, таких как Лиса с раздутым животом, или Дрозд-чудак, который уносил Хлеб, нанизав его на клюв, каждый раз, когда ему удавалось уронить Грохочущий Камень прямо на Пекаря – всё это Мари узнала за лето, изучая инструкцию к Знатному Пекарю, пока Джош спал. 

Это и в самом деле помогло. Джош в последнее время стал менее замкнутым, когда она подходила к нему сзади, пока он играл, и говорила что-то вроде: «Ой, солнышко, а я и не знала, что ты Пумперникель умеешь делать!» или «Зайчик, попробуй Рифлёный Нож, он порежет быстрее. Используй его, пока выполняешь Закрытие окна», он тянулся назад той рукой, которая не была нужна для игры, и с нежностью отмахивался от её, а вчера они здорово посмеялись, когда он случайно сбил с неё очки. 

Что ж, её мать может сколько угодно заявлять, что она портит детей. Но это были не избалованные дети. Это были дети, которых любят по-настоящему. По крайней мере, она никогда не оставляла ни одного из них стоять два часа на улице, в метель, после выпускного из средней школы. По крайней мере, она никогда не щёлкала ни одного из них по лбу, напившись, с фразой «Да уж, университет тебе вряд ли светит». По крайней мере, она никогда не запирала ни одного из них в чулане (чулане!), развлекаясь с самым настоящим землекопом в гостиной. 

Боже, как прекрасен мир! Осенние краски, сверкающая от солнца река, свинцового цвета облако, направленное вниз, как закруглённая стрелка, указывающая на тот наполовину перестроенный МакДональдс, возвышающийся как замок, если ехать вверх по магистрали I-90.

В этот раз всё будет по-другому, она была в этом уверена. Дети сами будут заботиться о питомце, ведь щенок не кусается и у него нет чешуи. («Хо-ХО!» –  сказал Роберт, когда игуана его укусила впервые. «Да у тебя своё мнение по этому вопросу, как я погляжу!»)

Спасибо, Господи, думала она, пока Лексус летел сквозь кукурузное поле. Ты дал мне так много: препятствия и силу, чтобы их преодолеть, добродетель и новые шансы каждый день нести эту добродетель всем вокруг. Она напевала про себя, как иногда делала, чувствуя, что мир хорош и она нашла в нём своё место, «Хо-ХО, хо-ХО!»


Кэлли отодвнула жалюзи. 

Да. Класс. Проблема была решена просто идеально. 

Ему там очень даже было чем заняться. Двор мог быть целым миром, как был для неё, когда она была маленькой. Глядя в три дырочки в заборе, она могла увидеть автозаправку (Дырка 1), Место Аварии (Дырка 2), а Дырка 3 на самом деле представляла из себя две дырки, и если правильно подобрать угол, то глаза странно скашивались и можно было играть в «О, Боже, Я Укурен-в-Хлам!», отступая от забора на нетвердых ногах, с глазами в разные стороны, приговаривая: «Мир, чувак, мир».

Когда Бо повзрослеет, всё изменится. Тогда ему нужна будет свобода. Но пока ему нужно остаться в живых. Однажды они нашли его далеко от дома, на самой улице Тестамент. А чтобы туда попасть, нужно было перейти через магистраль. Как он перешёл? Она знала как. Одним броском. Так он пересекал улицы. Однажды незнакомец позвонил им от Хайтаун Плаза. Даже доктор Брайл сказал: «Кэлли, этот парень плохо кончит, если ты не возьмёшь ситуацию под контроль. Он принимает лекарства?»

Что ж, иногда он принимал, а иногда – нет. Из-за лекарств он скалил зубы и непроизвольно стучал кулаками. Он уже разбил так не одну тарелку, и однажды стеклянную столешницу, так что пришлось наложить четыре шва на запястье. 

Сегодня лекарства были ему не нужны, потому что во дворе он был в безопасности, потому что она просто идеально всё устроила. 

Он отрабатывал броски, заполняя свой шлем команды Янкиз камешками и запуская их в дерево. 

Он поднял взгляд, увидел её и изобразил воздушный поцелуй.

Очаровательный мальчик.

Теперь всё, о чём ей оставалось волноваться, был щенок. Она надеялась, что дама, которая звонила, и в самом деле приедет. Это был хороший щенок. Белый, с коричневым пятном вокруг одного глаза. Красавчик. Если дама приедет, он ей обязательно понравится. А если она возьмёт его, это не будет проблемой для Джимми. Ему нелегко далось это в тот раз с котятами. Но если никто не возьмёт щенка, он это сделает. Ему придётся. Потому что ему казалось, что когда ты говоришь, что сделаешь что-то, а потом не делаешь, то так дети и подсаживаются на наркотики. Плюс, он вырос на ферме, или где-то рядом с фермой, а любой, кто вырос на ферме, знает, что приходится делать с больными или лишними животными то, что должно. Щенок не был больным, просто лишним.  

В тот раз, с котятами Джесси и Молли назвали его убийцей, это очень расстроило Бо и Джимми кричал: «Дети, я вырос на ферме, а там нужно делать то, что нужно!» Позже он плакал в постели, рассказывал, как котята мяукали в мешке, пока он нёс их к пруду, и как он жалеет, что вырос на ферме, и она почти сказала: «Ты имеешь в виду, рядом с фермой» (его отец владел автомойкой неподалёку от Кортлэнда), но иногда, когда она слишком умничала, Джимми больно щипал её. Он сжимал кожу на её руке, будто держался за ручку, и вальсировал с ней по спальне, приговаривая: «Я что-то не расслышал, что ты только что сказала».

Так что в тот раз, после истории с котятами, она сказала только: «Милый, ты сделал то, что следовало». 

А он сказал: «Пожалуй что так, но это нелегко – растить детей правильно».

И потом, ведь она не стала усложнять ему жизнь –  умничая, они лежали, строили планы. Например, почему бы не продать это место и не переехать в Аризону и купить автомойку? Почему бы не купить детям программу по обучению чтению? Почему бы не посадить помидоры? А после этого они в шутку боролись и (она понятия не имела, почему ей это запомнилось) он, крепко прижав её к себе, издал короткий звук – то ли смешок, то ли вздох отчаяния, то ли чихнул, то ли вот-вот был готов заплакать. 

Это заставило её почувствовать себя особенной, ведь он ей доверился. 

Так чтобы ей понравилось сегодня? Продать щенка, пораньше уложить детей, и затем, когда Джимми увидит, как здорово она всё устроила с щенком, они смогли бы подурачиться и лежать и строить планы, и он снова мог бы издать этот то ли смешок, то ли фырканье, зарывшись в её волосы. 

Она не имела ни малейшего понятия, почему этот звук был так значим для неё. Просто одна из странностей, Чуда по имени Кэлли, ха-ха. 

Снаружи Бо подпрыгнул от любопытства, потому что (ну вот, случилось) дама, которая звонила, остановилась у ворот. 

Ага, в хорошей машине, а значит, зря она написала «дёшево» в объявлении. 


Когда щенок боязливо выглянул из своей обувной коробки, Эбби взвизгнула: «Мамочка, мне он так нравится, давай его возьмём!», а хозяйка дома была поодаль, поднимая с коврика одну-две-три-четыре кучки собачьего дерьма.

«Что ж, просто класс, отличная послеобеденная вылазка на природу для детей», – подумала Мари, ха-ха (грязь, запах плесени, сухой аквариум, в котором лежал одинокий том энциклопедии, кастрюля на книжной полке с надувной полосатой конфеткой-тростью, по необъяснимой причине торчащей оттуда). Хотя что-то из этого могло вызывать отвращение (запаска, лежащая на обеденном столе, то, как мрачная собака-мать, которая, вероятно, жила и гадила в доме, волочила свой зад по тряпкам в углу, сидя, расставив лапы, с тупым удовольствием на морде). Мари осознала (устояв перед искушением срочно побежать к раковине и помыть руки, отчасти потому, что в раковине лежал баскетбольный мяч), что это было по-настоящему грустно. 

«Пожалуйста, не трогайте ничего, не прикасайтесь ни к чему», –  сказала она Джошу и Эбби, но только мысленно, давая детям шанс увидеть, какая она демократичная и принимающая, и потом они смогут помыть руки в наполовину перестроенном Макдональдсе, если только… о, только бы они не совали руки в рот и боже упаси их потереть глаза. 

Зазвонил телефон, и хозяйка дома тяжёлой поступью пошла в кухню, кладя аккуратно завёрнутые в бумажные полотенца кучки на рабочую поверхность у раковины. 

– Мамочка, я хочу его! – сказала Эбби.

– Я обязательно буду его выгуливать, ну, два раза в день, – сказал Джош.

– Не говори «ну», – сказала Мари. 

– Я обязательно буду выгуливать его два раза в день, - сказал Джош.

Окей, ладно, возьмём пса у этих маргиналов. Ха-ха. Можно будет назвать его Зик**, купить ему трубку из кукурузного початка и соломенную шляпу. Она представила, как щенок, нагадив на ковёр, взглянет на неё и скажет «Ничё не мог п’делать». Но нет. Разве она сама приехала из идеального места? Всё переменчиво. Она представила, что щенок вырос, развлекает друзей и говорит с британским акцентом: «Моя семья происходит из чистокровных… или, если быть точным, скажем так, из самых уважаемых…»

Ха-ха, класс, у неё потрясающее воображение, всегда порождало эти… 

Мари подошла к окну, из антропологических побуждений отодвинула жалюзи и, потрясённая, бросила их, встряхнула головой, словно пытаясь разбудить себя, в ужасе от того, что она увидела мальчика на несколько лет младше Джоша, на цепи, с помощью какого-то устройства привязанного к дереву – она снова отодвинула жалюзи, будучи уверенной, что того, что она увидела, не могло…

Когда мальчик побежал, цепь размоталась. Теперь он бежал, напоказ оглядываясь на неё. Когда он достиг предела, который позволяла цепь, та дернулась и он упал, как подстреленный. 

Он сел, ограниченный цепью, подёргал её, подполз к миске воды, поднёс её ко рту, отпил: он пил из собачьей миски. 

Джош присоединился к ней у окна. 

Она позволила ему взглянуть. 

Он должен знать, что мир не состоит из уроков, игуан и Нинтендо. Жизнь также состоит из таких грязных простых мальчиков, сидящих на привязи, как животное. 

Она вспомнила как вышла из чулана и нашла раскиданное нижнее бельё матери и металлический поясной чехол землекопа, заполненный оранжевыми флажками. Она вспомнила как стояла в мороз у школы, под усиливающимся снегом, снова и снова считая до двухсот, и каждый раз обещая себе, что когда досчитает, то пойдёт домой пешком…

Господи, она всё что угодно отдала бы, только чтоб появился хоть один справедливый взрослый, который бы подошёл к её матери, встряхнул её и сказал: «Эй, идиотка, это твой ребёнок, ты…»

– Ну что, ребята, как его назовёте? – спросила женщина, выходя из кухни. 

Её толстое лицо с небрежным мазком помады излучало жестокость и невежество. 

– Боюсь, мы всё же его не возьмём, – холодно сказала Мари.

Эбби так возмутилась! Но Джош – надо будет отблагодарить его потом, может, купить дополнение к игре – Итальянский Хлеб, прошипел что-то Эбби, и они двинулись прочь из захламлённой кухни (проходя мимо каких-то коленчатых валов на противне, кусков красного перца, плавающих в банке зелёной краски), пока хозяйка дома спешила за ними, приговаривая «Подождите, постойте, можете взять бесплатно, пожалуйста, возьмите его…» Она и правда хотела, чтобы они его взяли. 

Нет, сказала Мари, у них нет возможности взять щенка сейчас, потому что, как ей кажется, человек не должен обладать чем-то, если не может об этом правильно заботиться. 


– Оу, – сказала женщина, тяжело опершись на дверной косяк, щенок в это время карабкался по её плечу. 

Сев в Лексус, Эбби начала тихонько плакать, говоря: «Нет, правда, это был просто идеальный щенок». 

Это и в самом деле был хороший щенок, но Мари не собиралась ни малейшим образом вносить свой вклад в подобную ситуацию. 

Ни малейшим образом. 

Мальчик подошёл к изгороди. Если бы она только могла сказать ему взглядом: «Жизнь не всегда будет такой. Твоя жизнь однажды расцветёт, станет чудесной. Это может произойти. Это произошло со мной». 

Но все эти тайные взгляды, взгляды, которые содержали в себе целый мир смыслов, неуловимо…бла-бла-бла – это всё полная херня. Не хернёй было бы позвонить в органы опеки, где она знала Линду Берлинг, очень серьёзную женщину, которая забрала бы этого ребёнка так быстро, что его толстая мамаша только и успела бы голову повернуть. 

Кэлли закричала: «Бо, я буду через минуту!» И, раздвигая кукурузу, чтобы пройти, той рукой, в которой не несла щенка, шла, пока не осталось ничего, кроме кукурузы и неба. 

Он был такой маленький, что даже не шевельнулся, когда она посадила его на землю, просто принюхался и перевернулся. 

Что ж, какая разница, утонуть в мешке или умереть от голода в кукурузном поле? Так Джимми не придётся это делать. У него и без того было, о чём поволноваться. Парень с волосами до талии, каким она его впервые встретила, был теперь стариком, сморщившимся от забот. Что до денег, то у неё было припрятано 60 долларов. Она отдаст ему двадцатку и скажет: «Люди, которые купили щенка, были очень милые». 

«Не оглядывайся, не оглядывайся, не оглядывайся», – говорила она себе, убегая сквозь кукурузу. 

Затем она шла по улице Тиллбэк пружинящей спортивной походкой, как одна из дамочек, которые выходят на пробежку каждый вечер, чтобы похудеть, ну, не считая того, что до стройности ей было далеко, и она это знала, и она также знала, что люди не надевают на пробежку джинсы и незашнурованные ботинки. Ха-ха! Она не была глупой. Она просто принимала плохие решения. Она помнила, как Сестра Кэрол говорила ей: «Кэлли, ты умная, но тебя клонит к тому, что не принесёт тебе никакой пользы». «Что ж, Сестра, а вы всё правильно тогда поняли», – мысленно обратилась она к монахине. Но какого чёрта! Какого дьявола! Когда с деньгами станет полегче, она купит нормальные теннисные туфли, начнёт бегать и станет стройной. И поступит в вечернюю школу. Похудеет. Может, на медицинские технологии. Она никогда и не была по-настоящему стройной. Но Джимми она нравилась такой, какая она есть, и он нравился ей таким, какой он есть, и может, это и есть любовь – когда тебе кто-то нравится таким, какой он есть, и нравится помогать, ему становиться лучше. 

Сейчас, например, она помогала Джимми, убив, чтобы ему не пришлось…Нет. Всё, что она делала – уходила, уходила прочь от…

Выдавив слова «убив щенка» из головы, она вложила туда слова: прекрасный солнечный день, просто класс, я в восторге от этого прекрасного солнечного дня… Что она только что сказала? Это было хорошо. Любовь – это когда тебе нравится кто-то таким, какой он есть, и нравиться помогать, ему становиться лучше. 

Например, Бо не был идеален, но она любила его таким, какой он есть, и пыталась помочь ему стать лучше. Если у них получится обезопасить его, возможно, ему станет лучше, когда он повзрослеет. Если ему станет лучше, может, однажды он сможет завести семью. Он был там, во дворе, тихо сидел и смотрел на цветы. Бил по ним битой и был вполне счастлив.  Он поднял на неё взгляд, помахал ей битой, улыбнулся. Вчера он весь день был заперт дома и был несчастен. В конце дня он кричал в постели, такой расстроенный. А сегодня он смотрел на цветы. Кому в голову пришла идея, которая сделала его сегодняшний день лучше, чем вчерашний? Кто любит его так сильно, чтобы такое выдумать? Кто любит его сильнее, чем кто-либо другой в этом мире?

Ей.

Она. 


Примечания переводчика:

*GameBoy – популярная портативная игровая консоль компании Нинтендо.

**Скорее всего, имеется в виду Фермер Зик – персонаж классического американского фильма «Волшебник страны Оз»


© Кот Бродского. 2018