Сказка о Часовщике

«Всем известно — на небе живет Часовщик, он латает планеты и строит их в ряд. У него вместо сердца стальной маховик, вместо глаз — золоченый секстант…»

Из сборника стихотворений одной маленькой звезды.


Глава первая.

— Со мной случилось что-то страшное, — вдруг сказал Часовщик спящей в серебряной лунке звезде. Он уже несколько дней чувствовал себя так, словно проглотил космический смерч. Под плотным замшевым жилетом с вышитыми в натуральную величину планетами непрестанно щёлкало и потрескивало. Что-то пошло не так!.. но что именно, Часовщик никак не мог припомнить. Звезда тем временем и не думала просыпаться. Отнюдь — она безмятежно посапывала, изящно подогнув тонкие ножки, а маленькие ручки сложила так, чтобы каждый мог разглядеть удивительной красоты пальчики. И при этом звезда мягко, сладко мерцала. 

Искоса поглядывая на звезду и огорчённо сопя, Часовщик влез босыми пятками в заиндевевшие шлёпанцы, чтобы — как и всегда — совершить процедуру шарканья по холодным плитам залов Замка Без Названия И Определенного Местонахождения.

Тут непременно надо сказать, что залы назывались залами только потому, что располагались в Замке. Ну а Замок был Замком потому, что лучшего названия никто не придумал. Каждый, кому по невероятной случайности или вполне вероятным квантовым махинациям довелось бы попасть в эти залы, определенно пришёл бы к выводу, что он весьма неудачно умер. Земные люди отчего-то думают, что после смерти их ждут или свет, или тьма. А в залах Замка Без Названия И Определенного Местонахождения тьма царила почти круглые сутки. По земным, конечно же, меркам. 

Если бы вы спросили у Часовщика, где находится его Замок, он бы, вне всякого сомнения, переспросил: «Что-что?». Именно так он отвечал вертлявым и любопытным звёздам, любившим задавать вопросы, ответов на которые он не знал – ведь они никогда не касались самого главного, только всякой ерунды и вздора. Например, отчего кошки не любят дождь, или сколько ложек сахара нужно положить в чай, когда угощаешь незнакомого человека, почему у женского пальто пуговицы с одной стороны, а у мужского — с другой, на каком языке разговаривают рыбы… и сотни тысяч подобных глупостей. 

Часовщик никогда не выходил за пределы Замка. Он работал свою работу в Замке Без Названия И Определенного Местонахождения и иногда, вот как сейчас, забывал что-то важное. Погрузившись в непривычные тяжёлые мысли, Часовщик замер на месте. Тут шлёпанец соскользнул с ноги, и чёрная плита укусила Часовщика за пятку беспредельным холодом. Этот холод, будь он менее молчалив, рассказал бы, как устроил пару-тройку ледниковых периодов. Кряхтя и морщась, Часовщик водворил шлёпанец на место. Почему всё не так и что именно не так? Возможно, это как-то связано со звёздами? Глаз-секстант скользнул по едва заметным во тьме ярусам с расположенными на них лунками, которые тянулись вширь и вглубь куда-то очень далеко за пределы пространства, доступного измерению человека.

— Со мной определённо, совершенно точно случилось что-то страшное, — пробормотал он себе под нос. Пошарив в карманах узких штанов (к слову, жутко неудобных), Часовщик выудил золочёное огниво и направился в дальний угол невообразимо огромного зала. Заметим, что даже если первой мыслью попавшего в этот зал по совершенно невероятной случайности или вполне вероятным квантовым махинациям гостя и было «О, Господи, неужели я умер?», то ближе к вечеру (разумеется, по земным меркам) он наверняка сменил бы свое убеждение и решил, что попал… ну, например, в Лас-Вегас.

Часовщик подошел к спящей в серебряной лунке звезде по имени Самая — той самой, что сладко спала несмотря на все его причитания — и осторожно коснулся огнивом хрупких век. Звезда заворочалась, приоткрыла один глаз и тут же зажмурилась, притворившись крепко спящей.

— Так дело не пойдёт, —  нахмурился Часовщик и, нарушая давным-давно заведённый им же порядок, стукнул распоясавшуюся звезду по её маленькой светловолосой головке.

Звезда охнула и открыла глаза. И засияла так ярко, будто хотела ослепить хозяина Замка, но тот проворно отвернулся и поспешил дальше. В прозрачных радужках звезды заплясали и запереливались всеми оттенками первого снега проказливые огоньки. Зал стал чуточку светлее, а далеко-далеко внизу (если предположить, что у Замка Без Названия И Определенного Местонахождения могли быть верх и низ) влюблённый юноша загадал желание: пусть его любовь не останется безответной. Звезда услышала его желание и лениво потянулась. «Какие всё-таки смешные эти люди, — подумала она. — Я могла бы отрезать им кусочек моей прекрасной золотой шали, и они жили бы безбедно свою короткую жизнь! Они же просят у меня любви. А где её возьмёшь? Сколько ни проси, Часовщик никогда не расскажет, что такое любовь и как её подарить».

Часовщик тем временем неторопливо шаркал тапочками по ледяному чёрному полу и зажигал остальные звёзды — одну за другой, одну за другой.

Глава вторая.

Между тем, где-то безумно далеко от Замка Часовщика — на одной маленькой планете — давно живут люди, которые прекрасно знают, где находится «там» и что значит «здесь», как знают цену хорошему обеду и выходному костюму. Здесь каждый, даже если не носит с собой карманный компас, то уж точно уверен, что на вопрос «Как пройти в библиотеку?» ему никто не ответит «Что-что?». 

Так вот, в одном маленьком портовом городке этой планеты настала та долгожданная пора, когда все дома в один миг оделись в гирлянды и стеклянные шары. В эту пору даже самые невозможные ворчуны вдруг заулыбались и принялись говорить не только о том, как дорог нынче хлеб и ужасна погода, но и об особой маневренности снежинок, и о том, как слепить самого большого снеговика во дворе. Незнакомые люди восклицали при встрече на улице или в кафе: «С Новым годом!», что означало «наши часы отмотали круги целых 730 раз и это что-то да значит!». Можно смело утверждать, что эти люди ценили время больше, чем ароматнейший кофе и свежеиспеченный яблочный пирог, увенчанный шариком мороженого. И время бежало быстрее и быстрее, подгоняя людей, торопя их и воодушевляя на невероятные, порой даже немного странные поступки. 

Единственными на этой планете — а также в портовом городке, в котором в ту ночь должно было произойти нечто по-настоящему чудесное — так вот, единственными, кто не ценил время и совсем не любил смотреть на часы, были дети. Этим они вызывали завистливое раздражение взрослых. Старшие люди считали, что глупо слушать тех, кто не ценит время и не знает, чем отличается минутная стрелка от часовой. И не слушали — подтверждая правило, что взрослые ко всему относятся очень серьёзно.

А дети этого портового города, меж тем, собрались во дворе старого дома, принадлежавшего некогда купцу из страны, жители которой наравне с часами высоко ценили жареные сосиски. Там ребята занимались всем, что взрослые бы назвали «пустой тратой времени». Детвора играла в догонялки, лепила онемелыми, краснючими пальцами шарики из свежевыпавшего снега и звонко смеялась. У некоторых, точь-в-точь как у взрослых, кисти обнимали тонкие ремешки наручных часов. Но, в отличие от родителей, учителей или соседей, никто и не думал поднести часы к глазам, чтобы воскликнуть: «Вы только посмотрите, который час!». А час, строго говоря, был такой, что звезда Самая давно проснулась, а за ней стали просыпаться и её сестры.

Обычно взрослые, памятуя о неумении детей пользоваться часами и приходить домой вовремя, сами выходили их искать, чтобы вернуть ровно к ужину. А затем, опять же, ровно по часам, взрослые отдавали детям целых шестьдесят минут на жалобы о том, что они не хотят чистить зубы и спать, но, в конце концов (и ровно по расписанию), те оказывались умытыми и уложенными в постель. Так бывало каждый день, но именно этим предпраздничным вечером все взрослые портового городка на краю маленькой планеты вдруг потеряли счёт времени в охватившей каждый дом суматохе. Нужно было срочно нарезать варёный картофель в винегрет и ставить в духовку курицу, иначе праздник не случится!

В это время во дворе раздавали совсем иное угощение. То самое, которое обеспокоенные мамы потом хлопотливо и возмущённо вытряхивают из детских курточек и воротничков. «Ату его! Сюда гони!», «Вот тебе! Вот!». В воздухе мерцал и искрился снежный туман, поднятый с земли маленькими быстрыми ножками.

У одного из мальчишек, которого во дворе называли «о, Капитан, мой Капитан!», была вязаная жёлтая шапка. Она смешно топорщилась на буйстве черных кудряшек, удерживаемая какой-то неведомой учёным гравитацией. Мальчика звали Лёня, и он был самым высоким во дворе. А ещё самым быстрым и метким, когда дело доходило до игры в догонялки или перестрелку снежками. Он как раз приготовился окатить пригоршней снега скромную девочку по имени Саша (для друзей —  Дзынь). Но вдруг засмотрелся на сверкающие, будто россыпь золотых монет, звезды.

— Эй, ребята, посмотрите наверх! Саша, Саша, смотри! — Лёня вдруг рассмеялся звонко и радостно — Там наверху целый клад! 

Мальчишки грозно затрясли кулачками, зарычали, затопали, заулюлюкали. А девочки только закатили глаза. Ох уж эти мальчишки! Родители сотни раз пытались растолковать им важность жизни по часам, но ни разу не постарались рассказать о том, что такое красота. А вот девочкам с рождения прививали любовь к красоте, и потому в этом они считались умнее мальчиков. 

— Я читала в одной книжке, что звезды слышат всё, что мы говорим, — смущаясь, очень тихо сказала Саша. На её аккуратных, сухих варежках поблескивали вышитые люрексом звёзды-снежинки и точно такие же светились на миленькой шапочке с помпоном.

— А ещё они исполняют желания, — немного помешкав, сказала она.

«Желания…», — дружно прошептали дети, и плотные облачка тёплого дыхания закружились в воздухе, царапающем щёки.

Глава третья.

Только посмотрите – в залах Замка Без Названия И Определенного Местонахождения сверкает каждый уголок! Это Часовщик подошёл к каждой спящей звёздочке и своим волшебным огнивом пробудил их ото сна. Лица у звёзд как маленькие солнца, глаза – как пойманный в хрустальную чашу луч света, а шали! Какие у них прекрасные золотые шали и как они сияют, отражая ликующий, яркий звёздочкин свет!

Теперь, когда дело было сделано, усталый Часовщик пригрозил пальцем вертлявым звёздам и отправился, шаркая шлёпанцами и недовольно охая, куда-то очень далеко по тёмным коридорам огромного замка. Там с высоких потолков спускаются сложные конструкции, состоящие преимущественно из рычагов, шестерёнок и самых различных цепей. А также барабанов, мехов и органных труб. Тут и там, будто спелые яблоки в саду, свисают планеты. Часовщик придирчиво осмотрел каждую, поцокал языком и принялся осторожно двигать рычаги. Как и пробуждение звёзд, эта процедура требовала особого внимания и ловкости рук. И ещё чего-то, о чём ему никак не вспомнить. Щёлканья и потрескивания под жилеткой вдруг стали громче. Что-то совершенно точно шло не так, как нужно. Планеты на массивных цепях угрожающе закачались. Что им, планетам, было совершенно несвойственно.

— Что же со мной такое? — снова вслух подумал Часовщик. — Я будто бы забыл что-то очень важное, а это, скажу я вам, крайне неприятно и грозит подорвать мой авторитет у звёзд! 

И тут органные трубы, которые Часовщик построил, чтобы исполнять музыку планет*, выдохнули ТА-ДА-ДА-ДАМ, что было очень похоже на отрывок пятой симфонии одного знаменитого земного композитора**. Но Часовщик её не узнал и потому не придал никакого значения столь странному поведению труб. Надо сказать, что он принял твёрдое решение никогда не интересоваться ерундой. Часовщик считал, что умение отвлекаться на ерунду и задавать бестолковые вопросы — это удел капризных, вертлявых звёзд. Тогда как ему надлежало следить за порядком и чистотой в Замке Без Названия И Определенного Местонахождения. Ох, как же он устал!

А ещё его не покидало гадкое, нарастающее под великолепно расшитым планетами в полную величину жилетом чувство, что он впервые делает что-то не так. Пам пам парарам — гудело у него в голове. Пам парарам пам пам — стучал маховик в его груди. Часовщик недовольно сморщил большой, острый нос и громко захрустел костлявыми пальцами ног. «Я славно поработал, могу и поспать! Сон наверняка починит дряхлые шестерёнки под моим жилетом», — наконец принял решение Часовщик. «Если не отдохну, точно начну задавать глупые вопросы! Звёзды тогда вдоволь похихикают, с запасом». Мысль о презрительно хихикающих звёздах ещё сильнее раздосадовала Часовщика, и он с удвоенной силой принялся за работу. Глаз-секстант деловито и быстро измерял углы, тангенсы и котангенсы, огромные сильные руки закрутили и завертели рычаги, натянули цепи с висящими на них гроздьями планет. Однако под великолепным жилетом по-прежнему то и дело что-то гулко ухало и грохотало. 

Но вернёмся в залы, которые теперь сияют и искрятся как миллион Лас-Вегасов*** в праздничную ночь. В этих залах так светло, что сравнению «как днём» впору усомниться в том, что оно вообще знает, что такое свет. Именно здесь маленькие звёзды обмениваются свежими новостями. 

— Мне сегодня приснилось, что в Млечном пути плывут против течения голубые черепахи, а на их панцирях танцуют смешные лохматые тролли, — сказала одна из самых младших сестричек. Она верила в сказки и больше всего любила те, что про троллей. Ведь тролли спят днём, совсем как звёзды. Правда, у последних нет аллергии на солнечный свет. Но это совсем не важно.

— Глупости какие! Голубых черепах не бывает, зато бывают глупые звёзды — язвительно скривилась Самая, нарочно гадко протянув «глуууупые». Она считала себя самой умной среди своих сестёр, потому что просыпалась раньше всех, а засыпала тогда, когда все звёздочки уже давно крепко спали. В этот момент как раз звенели первые земные будильники, и люди по своему обыкновению принимались творить всякую бессмыслицу.

— Тебя послушать, так и рыбы молчат, а дети носят наручные часы, — обиженно вспыхнула юная звезда. Она была ещё очень молода и потому, разозлившись, засияла ярче, чем следовало. Её соседки бросили разговоры и поспешили прижать ладони к глазам, чтобы не ослепнуть. Далеко внизу дети увидели, как огоньки на небе вдруг гаснут и снова зажигаются.

— Смотрите, смотрите! Звездопад****! — закричали дети, хлопая в ладоши. Они враз позабыли про свежевыпавший снег и игру в казаки-разбойники. Они забыли даже про чудесные новые санки, которые родители подарили Саше заранее, но вообще-то на Новый год. 

На самом деле звёзды просто закрывали светящиеся лица ладошками, испуганно глядели сквозь маленькие пальчики, а потом вдруг всплёскивали руками и удручённо озирались по сторонам. Надо сказать, что звёзды совсем не умеют ссориться и злиться — стоит звезде разгорячиться и разгореться сильнее обычного, как она становится не-вы-но-си-мо яркой. 

Некоторые звёзды принялись недовольно ёрзать и раскачиваться в своих серебряных лунках. Ах, как не хватало звёздам Часовщика! Он бы обязательно шикнул на скандалисток и пригрозил огнивом! А то ведь всякое бывает. Бывает и такое, что звезда увлечется ёрзанием и выпадет из лунки.

— А давай у детей про наручные часы и спросим? — решила пойти на мировую звезда Самая. Она давно уже краем глаза следила за стайкой ребят, играющих во дворе маленького портового городка на одной из ближайших планет.

— Ты предложила, ты и спрашивай, — вдруг испугалась вторая звезда и, в последний раз ярко вспыхнув, отвернулась. Её соседки осторожно убрали ладони от глаз и принялись шепотом обсуждать, решится ли звезда по имени Самая заговорить с детьми. «А такое можно?», — шептали одни. «Часовщик будет очень огорчён и лишит нас прекрасных шалей на сотни лет, и мы успеем забыть, что они у нас были», — сокрушались другие. «Тише-тише, сейчас она будет говорить», — волновались третьи.

Звезда по имени Самая подмигнула глядящим на неё во все глаза сёстрам, немного рисуясь кхекхекнула, устроилась поудобнее в своей лунке и, выдержав театральную паузу, хлопнула в ладоши.


*об этой музыке писал земной поэт и автор первых детективов Эдгар Алан По в стихотворении «Червь победитель», впервые опубликованном в 1843 году. Мы полагаем, что Эдгар По бывал в Замке Без Названия И Определенного Местонахождения в первой половине дня и остался под большим впечатлением.

**имеется в виду Симфония № 5 до минор, соч. 67, написанная земным композитором Людвигом ван Бетховеном в 1804—1808 годах.

***Лас-Вегас, как известно, столица азартных игр, отчего он увешан неоновыми вывесками и яркими билбордами и сверкает, как рождественская ёлка.

****ссоры звёзд действительно можно спутать со звездопадом, но на самом деле всё из-за ладошек, которыми звёзды закрывают свои сияющие личики. 

Глава четвертая.

Дети всё смотрели на сверкающее яркими точками небо, глубоко задумавшись над тем, слышат ли звёзды их желания.

— Вообще-то, звёзды не могут разговаривать. Это просто большие светящиеся камни. Так мне папа объяснил, — нарушил тишину мальчик Витя. Так как он носил огромные очки и обо всём на свете читал в энциклопедии или слышал от папы, во дворе его звали Эйнштейн. Папа Вити работал учёным на засекреченной научной станции, и друзья мечтали однажды туда попасть. Но взрослые не спешили их звать, так что ребятам только и оставалось, что верить неопровержимым научным фактам, которые копились в лопоухой голове Вити и порой врезались друг в друга на скорости выше скорости света. 

— И, между прочим, — Витя принял позу учителя, то есть выпятил грудь и поднял вверх указательный палец — между прочим, никаких звёзд нет. Они давно исчезли, а мы видим только их свет. — Круглое лицо под шапкой-ушанкой лучилось от удовольствия. Конечно, своими знаниями о мире и всём таком Витя очень и очень гордился. Пожалуй, даже чересчур.

— А вот и нет, — тихо возразила Саша, но застеснялась и совсем замолчала. Она была младшей в компании и боялась, что ребятам надоест с ней нянчиться, и они прогонят её, несмотря даже на совершенно великолепные новые санки. 

— А вот и нет! — вдруг вступился Лёня, — А что, по-твоему, мы только что видели? А? Лично я видел, как звёзды перебегают с места на место, а это, хочу заметить, свойственно только живым звёздам! 

Так уж сложилось, что мнение Лёни было самое верное. Витю ребята слушали с интересом и уважением, но Лёне безоговорочно доверяли перекличку на казаков и разбойников, выбор нового поля сражения и даже свои личные сокровища. Они, правда, выглядели как горсть затвердевших прошлогодних конфет, один сломанный оловянный солдатик и потёртая открытка с нарисованным хором ангелов. Однако при случае Лёня боролся бы за них до конца. Всё-таки на то они и сокровища, чтобы за них бороться.

— Разрази меня гром, если я не прав! — на всякий случай прибавил он.

— И где ты взял гром в декабре? Наверное, там же, где и бегающих звёзд? —  Витя не на шутку обиделся, ему очень хотелось уязвить Леню, — А звёзды, если ты не знал, все равно не могут говорить, потому что у них нет ни ртов, ни ушей.

— У нас не только рот и уши, но еще и глаза есть. Например, сейчас я вижу настоящего маленького зануду, — вдруг сказал голос из ниоткуда.

— Кто это говорит? Эй? Кто здесь? — глаза Эйнштейна за стёклами очков округлились до размера огромных чёрных пуговиц. 

Эйнштейн начал озираться вокруг, выискивая обидчика в глубоких сугробах: тёмных и голубых, а также ярко-жёлтых — нарисованных на снегу будто под линейку. Жёлтым снег делал свет из окон, за которыми взрослые в спешке и суматохе готовились к празднику. Идеально ровные жёлтые квадраты в тёмный час напоминали детям, что пора домой. 

Однако ни там, ни здесь, не было никого, кто мог сказать эти обидные слова. Капитан легонько толкнул мальчика в пухлый синтепоновый бок, а затем медленно поднял палец вверх. Там, где совсем недавно сияли и перемигивались три сотни десять тысяч миллионов звёзд*, было темно и пусто. И посреди пустоты болтала золотыми пятками крохотная девочка, чье личико сияло так ярко, что у детей тут же заслезились глаза. Но отвести взгляд от девочки они не могли — так и стояли, разинув рты и замерев.

— Хахаха! Какие же вы, люди, смешные и нелепые! — размахивала крохотными ручками девочка. Она на секунду замерла, и её маленький ротик растянулся в ухмылке — Ах, вы ничуть не лучше пучеглазых крольчат! А я возьму и превращу вас в крольчат, вот будет потеха! Мы потом с сёстрами будем это целую вечность обсуждать!

— Ааааа! — закричали почти все дети во дворе — и бросились кто куда. Однако скоро они обнаружили, что бегут по домам. И, странное дело, они все тут же забыли о сияющей опасной девочке, грозившей превратить их в крольчат. Мальчики и девочки вдруг вспомнили, что их ждёт не дождется ужин и теплая постель, а еще стакан тёплого молока на ночь и даже, наверное, сказка. Ночью ребятам снились странные сны про луга и сладкую морковь, но никто не придал им никакого значения.

Почему же так вышло, что Капитан, Дзынь и Эйнштейн не убежали, а продолжили поедать глазами золотую девочку? Мы не знаем. Известно только, что у Эйнштейна в голове в этот момент стала расти и обрастать фактами важная научная теория. Что-то про относительность времени (но это не точно). А Капитан и Дзынь схватились за руки. Если это хоть что-то объясняет.

— Ну вот, всех ребят распугала, — нарушил молчание Капитан. Еще он хотел ввернуть удачное пиратское словечко, что-то вроде «Полундра!», но слишком разволновался. 

— Эээ — вот что получилось вместо удачного словечка — Эээ... А ты кто?

— Очень приятно, я звезда. И на самом деле нет, не приятно, потому что ты очень грубый мальчик. А зовут меня Самая, потому что я самая красивая и умная среди своих сестёр, —  без тени скромности ответила звезда.

— Эээ — Капитан совсем растерялся и от волнения стал экать и мычать, хотя обычно с ним такого не бывало.

— Ммм. А я Капитан, потому что передо мной трепещут пираты. Да-да. А вовсе не потому, что знаю наизусть стихотворение**. Эээ... Да. А вот эту, с шарфом на носу, зовут Дзынь. Хм. Наверное, это потому, что она самая маленькая. Ммм. И умещается на ладони. Да! Вот так! — Капитан хлопнул в ладошки, отчего Дзынь вздрогнула, охнула и вдруг стала совсем крохотная. К счастью, её чудесные варежки и тёплые одежки уменьшились вместе с ней. Поэтому, когда Дзынь удивленно ойкнула на заснеженной перчатке Капитана, она всё еще была примерной и тепло одетой девочкой. Только очень маленькой.

— Что ты наделала! А ну верни назад! — Капитан сразу понял, что это проделки звезды и разозлился не на шутку. Он чуть было не сжал в ярости кулаки, но вовремя спохватился. Испуганная Дзынь тихо плакала на его ладони.

— Сначала ответь на мой вопрос, грубый злой мальчишка, а потом я подумаю — Самая загадочно улыбнулась — У нас, у звёзд совсем мало поводов для веселья. Мы только и делаем, что сверкаем, слушаем ваши желания и спим. 

Звезда картинно потянулась и зевнула. В больших ледянистых глазах заиграли озорные огоньки. 

— Но иногда что-то происходит. Даже у нас, у звёзд что-то происходит. Мы поспорили, по-настоящему поспорили. И чтобы узнать, кто из нас прав, тебе, мальчик, нужно ответить на вопрос.

— В-вопрос, ммм... К-какой вопрос? — от волнения Капитан начал заикаться, что с ним случалось совсем редко, почти никогда. Он был очень и очень зол. Так зол, что хотел кинуть в Самую самый твёрдый и большой снежок, он хотел столкнуть её с неба и бросить в глубокий сугроб! Вот настолько он был зол!

— А вопрос, который нас, звёзд, волнует, такой: носят ли дети наручные часы?

Эйнштейн, который всё это время переминался с ноги на ногу и проявлял чудеса слабохарактерности, вдруг расправил плечи и осторожно кхекхекнул. Пусть всё это абсолютнейшая нелепица, пусть звёзды не должны спускаться с неба и разговаривать с детьми, девочки не должны становиться размером с горошину, а споры случаться по таким глупым поводам, у него есть ответ на этот вопрос! Дети носят наручные часы и сейчас Эйнштейн это докажет, как однажды доказал теорию относительности!

Мальчик громко хмыкнул и, всем видом показывая, что, хотя и участвует в происходящей чепухе, но никак с ней не согласен, оттянул повыше левый рукав, чтобы Самая разглядела золотой циферблат и тонкие усики часовой и минутной стрелок. Они чуть заметно дрожали, застыв на месте. Что означало, что дети видели сон. Или что Самая остановила время. 

Звезда радостно хлопнула в ладоши, и Дзынь вновь стала нормального роста, то есть вполне привычно маленькая. Капитан прижал девочку к себе и погрозил Самой кулаком.

— Уходи отсюда! Ты нам здесь не нужна!

Самая пожала хрупкими плечиками и уже хотела взмахнуть своей прекрасной золотой шалью, когда Дзынь изо всех сил оттолкнула Капитана и громко-громко, чтобы все услышали, прокричала:

— Стой! А как же желания?!

— Какие такие желания? — нараспев переспросила Самая, неохотно оборачиваясь к детям.

— Я читала, что звёзды исполняют желания! — неуверенно пролепетала девочка. А после, чуть осмелев, добавила: — а сегодня канун Нового года, а значит, желания должны обязательно осуществиться!

Это заявление было лишь отчасти правдой, и дети это прекрасно знали. Ведь несмотря на самые усердные загадывания желаний, никто из них ещё ни разу не нашел на утро того подарка, о котором мечтал. Но сегодня с ними заговорила звезда, а значит, могло случиться что-то еще более чудесное. Даже Эйнштейн вопросительно и чуть укоризненно смотрел на Самую. Та недовольно заерзала, и дети увидели, что она не висит в воздухе, как им сперва показалось, а сидит в красивой серебряной лунке.

— Где это ты сидишь? — спросил Капитан.

— В Замке Без Названия И Определенного Местонахождения — «Даже мои соседки, и те стократ умнее», — думала между тем Самая. Но тут она вспомнила, какие люди бывают смешные по утрам, и ободряюще улыбнулась Капитану. «Надеюсь, они загадают себе новые санки и игрушечную железную дорогу или что-то такое, и я смогу скоро вернуться к сёстрам и выиграть спор».

— А как туда попасть? — задал Капитан еще один глупый, по мнению звезды, вопрос, даже не подозревая, насколько ей досаждает. А если бы знал, задал бы еще триллион таких вопросов. Мальчик всё еще злился на Самую за то, что она сделала с Дзынь.

— Сюда никто не попадает и никто не уходит, — сказала Самая, а затем, немного подумав, произнесла, выделяя каждое слово — если хотите, я могу пригласить вас в гости, но только если это будет вашим желанием.

«Наверняка там есть и другие, более щедрые на желания звёзды», — решил Капитан.

«Наверное, там очень красиво, ведь там много её сестёр и все они прехорошенькие», — подумала Дзынь. 

«Это будет настоящий прорыв в современной науке, я всё запомню и перескажу увиденное папе. Тогда он станет самым важным ученым», — порадовался Эйнштейн.

И каждый кивнул своим мыслям, но вышло так, будто они кивнули все одновременно. Звезда хитро прищурилась и хлопнула в ладоши три раза. Спустя мгновение во дворе не осталось никого, в ком жёлтые квадраты на снегу могли бы разбудить крепко спящую совесть. А родители тем временем, как ни в чем не бывало, наряжали ёлку и готовили праздничный ужин.


*по-крайней мере именно столько Эйнштейн смог сосчитать.

**имеется в виду стихотворение Уолта Уитмена «О капитан! Мой капитан!». К слову, очень красивое стихотворение.


Глава пятая.

Смотри, смотри во все глаза: в залах Замка Без Названия И Определенного Местонахождения всё как всегда. Вон на невидимых стенах шушукаются и сияют маленькие звёзды, а вон там, на тяжелых цепях повисли планеты и солнечные системы. Ничего из ряда вон. Ничего особенного — конечно, если не считать трёх испуганных детей посреди бесконечно огромных залов и уходящих в бесконечность тёмных сводов потолка Замка. Таких крохотных и незаметных, что их здесь как будто и нет.

И всё же звёзды почувствовали присутствие чужаков и беспокойно заёрзали в серебряных лунках, вспыхивая и закрывая глаза ладонями от волнения. Никогда в Замке Без Названия И Определенного Местонахождения не было гостей. А «никогда» для звёзд — это куда дольше, чем «никогда» для людей. К тому же таких маленьких.

— Ну вот, добро пожаловать в наш Замок, смотрите сколько глаз хватит, — бросила Самая через плечо и отвернулась. На этом её не такое уж приятное общение с детьми было окончено. Пора заняться более важными делами. Например, поправить прическу и поболтать с соседками.

— Где это мы? — шепот Дзынь разнёсся по Замку огромным, зычным эхо. Девочка натянула мягкий, тёплый шарф по самые уши и принялась зачарованно разглядывать звёзды, которых здесь было так много, что потребовалась бы вечность, чтобы с каждой поздороваться.

— Вы в Замке Без Названия И Определенного Местонахождения, — в один голос ответили ей звезды и захихикали. Им показалось забавным и нелепым то, что гости не знают совершенно очевидных вещей.

— Тссс, тише-тише, разбудите Часовщика, — вдруг спохватились самые осторожные звезды.

— Ох, как же он будет злиться. Он точно лишит нас прекрасных шалей, да так, что мы забудем, что они у нас были, — запричитали другие.

— Это все Самая виновата, пусть она и отвечает, — решили третьи.

И все звезды принялись причитать и охать, то и дело восклицая «Самая! Это всё Самая виновата!». Однако Самая так увлеклась обсуждением с соседкой связи градусников и горных троллей, что и думать о детях забыла. Зато она удивительно здорово придумала, что кровь троллей похожа на ртуть и потому каждый, кто дотронется до спящего тролля, узнает температуру своего тела. Тролль сам ему об этом расскажет, прежде чем съесть.

— Здесь совсем не так, как я думал, — поежился Капитан. От пола по его щиколоткам и лодыжкам полз незнакомый, жуткий холод. Эйнштейн и Дзынь тоже переминались с ноги на ногу, напуганные и замерзшие. Замок оказался слишком большим, слишком ярким, слишком холодным, слишком слишком. А звёзды и того хуже — галдят, хихикают и причитают. И ни одна из них даже не думает помочь им вернуться домой.

— Самая, помоги! Пожалуйста! — бедная Дзынь вся дрожала и терла щеки, чтобы мальчики не видели, как она плачет. Капитан и Эйнштейн принялись изучать шнурки на своих сапожках, но слёзы Дзынь звенели, как колокольчик. И Самая наконец-то обернулась к ним.

— Хватит шуметь, хлюпкие нытики! — Самая, как и все звёзды, терпеть не могла, когда её отвлекают от важных разговоров ни о чём. — К вашему сведению, в этом Замке никогда не звенят колокольчики, потому что Часовщик против*! Вы ведь не хотите разбудить Часовщика? Даже не знаю, что он с вами сделает, если узнает!

Дзынь так испугалась, что принялась плакать пуще прежнего. Слёзы звенели как много-много стеклянных колокольчиков. Звёзды испуганно зажали уши и закачались в своих лунках. Пара особенно впечатлительных не удержались и выпали из лунок. Испуганно сверкая, они полетели прямо на чёрный гладкий пол Замка. Дзынь ахнула и зажмурилась. Однако звёзды не разбились и не рассыпались на сотни крошечных осколков. Напротив, они ярко вспыхнули и, обернувшись проворными солнечными зайчиками, устремились в дальние залы, где совсем недавно Часовщик настраивал и закручивал планеты при помощи тяжёлых цепей и всяких рычагов и шестерёнок.

Это было настолько непозволительно, что Самая впервые не нашлась, что сказать. Звезда сидела, раскрыв свой прелестный ротик, и так сильно сжав крошечные кулачки, что те покраснели и стали очень горячими. С краёв серебряной лунки поднялись облачка пара.

Капитан и Эйнштейн, не сговариваясь, заслонили Дзынь от звёзд. Им было страшно и холодно, однако девочку огоньки пугали ещё сильнее. Дети жались так тесно друг к другу, что стали похожи на одно маленькое испуганное существо, глядящее тремя парами широко раскрытых глаз по сторонам огромного зала, который был такой большой, что они никак не могли увидеть его целиком.

— Мне надоели эти звёзды, — буркнул Капитан, — я хочу домой!

«Домой! Домой!», — подхватили дети, топая замёрзшими ногами по черном полу. Тот отозвался недовольным кряхтением и хищно зашаркал. Вдруг шарканье отделилось от пола и превратилось в огромного Часовщика, спросонья надевшего шлёпанцы наоборот. Звёзды разом замолчали, кто-то даже закрыл глаза ладонями. Все знали, как страшен Часовщик в гневе — он больно стучит сестёр по их светловолосым головкам золоченым огнивом и отбирает прекрасные шали.

— Кто здесь? — строго спросил Часовщик. 


  *праздничные стеклянные колокольчики звенят когда попало и по собственному усмотрению и даже не пытаются следовать хоть какому-то расписанию, чем страшно огорчают Часовщика.

Глава шестая.

— Кто здесь? — переспросил Часовщик у странного шестиглазого существа, сжавшегося в комок на черных плитах Замка Без Названия И Определенного Местонахождения, где, кроме звёзд, никому не положено глазеть по сторонам. 

— Я Кап-питан, а эт-то Д-дзынь и Эйн-штейн, — Капитан едва попадал зубом на зуб — мы поп-пали сюда случ-чайно и хот-тим д-домой.

— В Замок Без Названия И Определенного Местонахождения никто не попадает случайно, — нахмурился Часовщик, — здесь вообще не бывает гостей.

— Нас пригласила Самая, — тоненьким голоском прозвенела Дзынь, бледнея от страха.

— Непорядок, — согласно кивнул Часовщик, — Самая, мне придется наказать тебя как самую обычную непослушную звезду.

— За что наказывать? — возмущённо закричала и затопала тоненькими ножками Самая — они сами виноваты: запутали меня своими историями про желания и какой-то Новый год! — Звезда оказалась обычной трусишкой и ябедой. Она бы и дальше наговаривала на детей, но Часовщик вдруг весь скривился и застонал, и Самая осторожно замолчала.

— Говоришь — Новый год?! — казалось, внутри Часовщика происходит очень сложная работа всех мыслимых и немыслимых механизмов, отчего треск и щёлканье под жилетом стали такими громкими, что весь Замок загудел и задрожал, — Ах, Новый год, ну да, конечно! Как я мог забыть! Все стрелки показывают полночь, а потом замирают на месте! А потом все смотрят на часы одновременно, да-да-да...— возбужденно забубнил он себе под длинный острый нос.

— В Новый год часы не замирают на месте, это совершенно точно,  — удивленно заметил Эйнштейн. Ему всё больше казалось, что он спит и видит дурацкий сон, в котором все сошли с ума.

— Глупый мальчишка — Самая вспыхнула от негодования — как ты смеешь спорить с Часовщиком!

Часовщик уставился на звезды глазами-секстантами, ошалело вращая маленькими зеркалами, и вдруг так громко расхохотался, что все звезды разом закрыли светящиеся личики ладонями. Далеко внизу, на планете Земля, люди решили, что небо затянула большая черная туча.

— Ещё бы не замирают! Ещё как замирают! Вот их-то я и забыл настроить! — Часовщик подхватил детей на свои громадные, размером с надувную лодку, ладони. Как только Капитан, Эйнштейн и Дзынь оказались в руках великана, им стало тепло и спокойно, и они принялись вовсю зевать и тереть слипающиеся глаза. 

Преодолевая зевоту, Эйншейн задал главный вопрос, который сильно его волновал:

— Уважаемый Часовщик, как вы могли забыть настроить время? Вы же Часовщик!

— Это всё потому, — вмешалась Самая, — что он нас никогда не слушает! С каждым годом всё дальше уходит в свои залы с рычагами и шестерёнками, а на такие важные вещи, как Новый год и наручные часы не обращает внимания. И от нас отмахивается, как вы, люди, отмахиваетесь от назойливых мух. Вот так!

И крохотная звёздочка замахала руками, надув от важности щёки.

Дети и звёзды, все-все затаили дыхание и дружно уставились на Часовщика. Неужели он сейчас разозлится и взаправду отберет у звезды ее чудесную шаль? Ой-ой!

— Самая, — медленно и очень тихо произнес Часовщик, — с этого дня я буду отвечать на все твои вопросы, даже самые-самые бессмысленные и вздорные. Самые бессмысленные и самые вздорные — повторил Часовщик и подмигнул детям.

— Я и правда позволил себе глупость не обращать внимания на дела и тревоги тех, для кого я кручу-верчу все эти рычаги и шестерёнки. Я никогда не думал о том, каково быть Капитаном, мечтающим о собственном корабле! И как живется девочке Дзынь, когда она самая маленькая среди друзей! И что творится в голове у Эйнштейна! Но теперь-то мы всё исправим!

— А как же время? Вы его остановите? — не унимался Эйнштейн. Его пытливый мозг строил догадки одна сложнее другой.

— А время, дорогой мой мальчик, это и есть Замок Без Названия И Определенного Местонахождения, и ты сейчас в самом его центре. И в Новый год наш Замок должен исчезнуть, чтобы впустить в мир Чудо*. А я чуть было не забыл об этом, и тогда бы Замок всё равно исчез, но никогда бы не вернулся.

— Ах — только и могли сказать дети. Но Часовщик ободряюще улыбнулся, подмигнул Самой и принялся танцевать. Окуляры и шестерёнки, зеркала и рычаги — всё крутилось и вертелось, когда Часовщик выделывал коленца. 

Звёзды все как одна уставились на Часовщика, многие придвинулись поближе к краям серебряных лунок. Они никогда за всю бесконечную вечность не видели, чтобы Часовщик делал что-то кроме шарканья и ворчания. А тот всё кружился и кружился по Замку, напевая во все трубы и меха мелодию, чем-то отдалённо напоминающую «Jingle bells», только если предположить, что ее однажды исполнил самый грандиозный в мире орган. 

Самые молодые и неосторожные звёзды так увлеклись необычным зрелищем, что не успели и глазом моргнуть, как выпали из лунок и полетели вниз — туда, где их сияющие сердечки превратились в солнечных зайцев и помчались сквозь огромную ночь световых лет. 

На маленькой планете, где царил праздник, люди увидели звёздный дождь, который еще никогда не случался в это время года.


*Эйнштейн мог бы здесь заметить, что отсутствие времени и есть Чудо, и был бы не так уж и не прав.

Глава седьмая.

— Неужели нам всё приснилось? — спросила Саша у Лёни. Дети сидели на покосившейся «радуге» во дворе старого дома, принадлежавшего некогда одному купцу. Говорят, в стране, откуда он родом, жители наравне с часами высоко ценят жареные сосиски.

Лёня пожал плечами. На холодной, облупленной перекладине «радуги» сидеть было зябко и неудобно, Саша натянула шарф по самые уши, а Леня нахлобучил на торчащие в разные стороны кудри синтепоновый капюшон. Правой ногой он со всех сил пинал снег, пока не полетели чёрные комья земли. Из-за угла дома вышел Витя и направился к ним.

Он как будто не заметил огорченные лица друзей и сразу перешел к делу: 

— Я вот всё думаю, странное дело: зовет себя Часовщиком — и забыл, что такое время! Я рассказал историю отцу, и он объяснил, что это называется нонсенс*.

— Витя! Ты правда веришь, что все это было на самом деле? — слово «это» Лёня показал, широко взмахнув руками, от чего чуть не кувыркнулся через спину и не рухнул в сугроб.

Саша ойкнула и схватила Леню за рукав. Витя нахмурился.

— Вообще-то — начал он, поправляя очки, но осёкся. Что-то в огорченных лицах друзей подсказало ему, что лекция про научный подход и эмпирический метод познания — это совсем не то, что им сейчас нужно. Витя нарочно закашлялся, чтобы потянуть время и придумать, что еще сказать.

— Папа говорит, что время и правда может быть Замком, где прошлое и будущее — это просто разные залы**. Огромные залы, которые мы никогда не смогли бы увидеть.

— Но ведь смогли! Я помню, мы были там! — закричала Саша. Ей сильно, просто нестерпимо хотелось, чтобы их приключения случились взаправду. 

— Но как же он обрадовался, когда вспомнил про часы, время, колесики и стрелки, помните? — Саша тараторила со скоростью света, — и даже совсем не расстроился, что некоторые звёзды попадали из лунок. Сказал, что солнечными зайчиками им будет житься веселей. Вы как думаете? Им правда скучно в этих лунках? Мне показалось, что звёздам очень неудобно и зябко висеть в пустоте, свесив ножки.

— А чему там расстраиваться! — Лёня затаил обиду на гадкие огоньки, — мне их нисколечко не жалко. Пусть бы хоть все попадали.

— Здесь я с тобой не могу согласиться, — осторожно сказал Витя, представив себе на секунду небо без звёзд, — кого бы тогда наблюдали учёные?

— А мне они все-таки понравились, — прошептала Саша, — такие красивые, пусть и глупые.

Лёня хотел было возразить, что Саша куда лучше всех небесных огоньков, но постеснялся. 

— Красивые, а еще очень интересные с точки зрения науки — Витя не сдавался, — Вы только представьте, сколько научных открытий мы могли бы совершить, если бы Часовщик разрешил нам остаться подольше!

Тут каждый из них замолчал и принялся в сто первый раз припоминать дальнейшие события волшебной ночи. А произошло вот что: Часовщик так обрадовался Новому году и чудесному спасению Замка, что принялся танцевать и скакать по невозможно огромным коридорам, чем навел страху на бедных небесных сестричек. Бедняжки светились изо всех сил, а некоторые даже выпали из своих серебряных лунок. И тут случилось что-то, что никто из них не смог бы назвать иначе, кроме как Чудом.

Часовщик вдруг замер и очень внимательно посмотрел на детей:

— Витя, у тебя ведь есть с собой наручные часы? Одолжи мне их на минутку — произнося «минутка», Часовщик хитро улыбнулся.

Мальчик оттянул рукав пуховика и взглянул на подаренные папой часы — стрелки замерли на половине десятого вечера. Вите совсем не хотелось расставиться с часами, даже на минутку, но обижать Часовщика было и глупо и невежливо.

— Вот! — и тонкий кожаный ремешок лёг на ладонь Великана.

— Невероятно! Восхитительно! Сногсшибательно! — восхитился Часовщик, нажал на незаметный глазу рычажок и створки его жилета звонко распахнулись. А за ними оказались такие же колесики и шестерёнки, как в Витиных часах! Затем Часовщик проворно сверил своё время со временем Вити, что-то подкрутил, что-то затянул и водворил жилет на место.

— Ну вот и всё — улыбнулся Часовщик, — дело сделано! Теперь мне пора за работу, а вам домой.

На самом деле он дразнил детей. Ведь если бы не совершенно невероятная случайность, благодаря которым дети попали в Замок Без Названия И Определенного Местонахождения, Часовщик, позабывший, что такое время, мог перестать быть Часовщиком, а Замок — Замком. И стали бы звёзды сами решать, когда им зажигаться, а когда спать, а планеты полетели бы в абсолютной пустоте, кто куда. Поэтому Часовщик спросил шепотом:

 — Скажите, у вас есть желания?

— Я хочу корабль, которым я мог бы управлять, — сказал Леня.

— Я хочу красивое платье и шаль, как у звёзд, — сказала Саша.

— Я хочу увидеть планеты, как их видите вы — сказал Витя.

Часовщик, казалось, вот-вот взорвётся от восторга. — Ах, планеты, конечно-конечно! И корабль — это совсем не сложно! — тут он радостно хлопнул в ладоши — Я отправлю вас домой на корабле, только это будет не совсем обычный корабль, потому что он не поплывёт, а полетит. 

Не успели дети хором прокричать «да!», как оказались на палубе самого красивого корабля, какой только могли вообразить. Он весь искрился лучистым светом, но на ощупь был тёплым и приятным. В лёгкие полупрозрачные паруса дул космический ветер, но корабль не двигался с места, мягко покачиваясь в центре зала.

— Чего же ты ждёшь, Капитан! Пора! — подтолкнул друга Витя.

Стоило мальчику встать за штурвал, как корабль двинулся места, и Лёне оставалось только направлять его, что было совсем просто, ведь корабль, казалось, знал все его желания наперёд. Огромный Часовщик, которому корабль был по пояс, шёл впереди, указывая путь в залы, где с высоких потолков спускались конструкции, состоявшие из рычагов, шестерёнок и самых различных цепей, а также барабанов, мехов и даже органных труб. 

Чем ближе они были к дальним залам, тем больше становился Часовщик, а рядом с ним меньше корабль. Звёзды же, по мере того, как корабль уносил детей из залов с серебряными лунками, теряли очертания маленьких светловолосых девочек, пока не превратились в привычные мерцающие огоньки. Вдруг одна из звёзд снова стала девочкой и поманила к себе детей хрупкой ручкой. Это была Самая.

— Мне очень стыдно, правда-правда, — едва сдерживая слёзы, всхлипывала Самая, — не думайте, звёзды не гадкие, мы просто совсем не знаем, как нужно принимать гостей, их ведь никогда у нас не было.

— Самая, не плачь, мы не в обиде — ответила за всех Саша, особенно довольная теперь, когда на ней были такое же красивое платьице и шаль, как на звезде, — гляди, наши желания исполнились, а значит, ты исполнила своё обещание.

— Правда? — просияла Самая, — а можно ещё один вопрос?

— Можно, — серьёзно кивнула Саша, пряча улыбку.

— Как можно поделиться любовью? Люди просят меня подарить им любовь, а я не умею.

— Это же совсем просто, — рассмеялась Саша. Ей всё же хотелось немного проучить самовлюбленную звезду, поэтому она ответила: — Надо просто думать не только о себе.

Тем временем, их сияющий корабль влетел на всех парусах в родной портовый городок, по которому дети так соскучились, что приняли его за самое прекрасное место во вселенной. Всю дорогу Витя внимательно наблюдал за проносившимися мимо планетами, но на утро так и не смог вспомнить, зачем нужны все эти рычаги, шестеренки и самые различные цепи, а также барабаны, меха и даже органные трубы. И что за это симфония сопровождала их полёт, да и кто вообще в своем уме поверит, что для планет в каком-то замке просто отведены несколько залов, пусть залами их назвали только от того, что лучшего названия никто так и не придумал.

А звезда по имени Самая с тех пор стала не только самой умной и красивой, но и самой доброй звездой. Поэтому она всегда исполняет все желания, кто бы её о чём ни попросил.


 *вообще-то, нонсенс — это нелепица. А значит, папа Вити просто напросто ему не поверил. 

**не зря Витю прозвали в честь Альберта Эйнштейна. Великого ученого тоже волновали вопросы пространства и времени.

Послесловие.

Вы можете спросить, что случилось бы, не вспомни Часовщик про время. Ответ прост: для жителей планеты, которая наверняка вам хорошо знакома, не изменилось бы ровным счетом ничего. Разве что звёзды стали бы просто звёздами, и уже никто по совершенно невероятной случайности или вполне вероятным квантовым махинациям не попал в Замок Без Названия И Определенного Местонахождения. Замок просто исчез бы вместе с Часовщиком. Ведь как можно быть Часовщиком и не знать, что такое время.



© Кот Бродского. 2018